Категории каталога

Кроссовер [1]

Фанфики, написанные в слиянии с персонажами из других вселенных и творений других авторов.

Новый Персонаж [0]

Фанфики, главным героем(героями) которых является новый персонаж, не упоминавшейся(или почти) в оригинальной книге.

Братство ведьмаков [4]

Житие и работа "простых" ведьмаков.

Лютик [3]

Жизнеописания и вирши известного барда Лютика. А так же POW.

Юмор [2]

Форма входа

Приветствую Вас Гость!

Поиск

Друзья сайта

Наш опрос

Статистика

Wiedzmin Fanfic

Каталог статей

Главная » Статьи » Братство ведьмаков

Оборотень

Оборотень. От администрации: Сие произведение не является моим творчеством и выложено на данном сайте без ведома автора. Текст будет удален по первому требованию автора (или источника), или оставлен, если он того пожелает. Воздух в избе был затхлым и словно бы плотным от взвешенной пыли. Дневной свет робко пробивающийся сквозь щели в заколоченных ставнях, превращался внутри в золотистые искрящиеся ленты. В пыли отчетливо был виден след, как будто тащили тяжелый мешок. Или тело. Эскель замер. Чуткий ведьмачий слух улавливал малейший звук, доносившийся снаружи: далекое мычание коров на пастбище, приглушенные голоса запершихся по домам людей, кудахтанье кур на чьем-то дворе, даже шелест травы под окном. В доме же стояла мертвая тишина, не нарушаемая ничем. Будто бы и не было никакого оборотня. Ведьмак еще немного подождал, надеясь, что в конце концов чудовище себя выдаст, но безуспешно. Это было плохо. Даже такой неопытный ведьмак как Эскель понимал это. Наверняка, ему приготовили западню. Ну что ж, придется попасться… Он двинулся по следу, ведущему за некогда пеструю, теперь же совершенно вылинявшую, ситцевую занавеску. В полу чернел вход в погреб. Дверца, разломанная на части валялась рядом. Ведьмак перехватил меч одной рукой и наклонился над дырой, делая вид, что вглядывается в темноту. В ту же секунду слева налетела бесшумная тень и едва не сбила Эскеля с ног, не подставь он под удар перчатку с серебряными шипами. Запахло паленой шерстью. Огромный бурый волк взвыл и отпрыгнул в сторону, мягко, совсем по-человечески перекатился и снова встал к нападению. Взгляды – холодный змеиный ведьмака и горящие дикой яростью глаза твари – скрестились. Эскель улыбнулся, оборотень оскалился тоже. И снова прыгнул. Ведьмак сделал невероятно быстрый выпад и приготовился вновь услышать вопль боли, но чудовище оказалась проворнее. Вместо того, чтобы напороться прямо на меч, оно вдруг приземлилось гораздо ниже и опрокинуло Эскеля на перевернутую скамью. Будто огнем опалило спину, судорогой свело мышцы. Ведьмак лежал, перегнувшись назад и смотрел, как медленно, очень медленно волк отрывает от земли передние лапы, потом задние, потом ставит на пол передние, затем задние, потом опять отрывает… Вот уже плывет прямо на него перекошенная морда с безумными глазами… Левая рука сама схватилась за серебряную цепь, висящую на боку и захлестнула мощную шею, украшенную белым меховым воротником. Кметы стояли перед избой, сбившись угрюмой толпой, ощетинившейся вилами и топорами. Уже почти четверть часа с той минуты, как деревню оглушил предсмертный вой, оттуда не доносилось ни звука. Наконец, дверь отворилась, и на пороге показался давешний ведьмак, сгорбившийся под тяжестью своей ноши. Навстречу ему выступил седой солтыс, все еще вооруженный старинным охотничьим ножом. Ведьмак положил на землю тело, завернутое в занавеску, и откинул краешек цветастой материи. Толпа ахнула и подалась назад. На них с укором смотрели остекленевшие глаза юной девушки, почти еще девочки с залитым кровью лицом. Хрупкое горлышко пересекал уродливый черный шрам – отпечаток серебряной цепи. – Ах, ты Господи, молоденькая совсем, – запричитал женский голос из толпы. – Молоденькая, да чуть ли не все стадо пожрала, – перебил ее густой бас. – Вон, у Мухи, вдовы несчастной, и то последнюю овцу утащила. Это она сейчас такая, когда ее ведьмак приложил хорошенько, а по ночам-то она шастала страшная как черт, не поймешь: не то зверь не то баба. И зубища торчат на пол локтя, во рту не помещаются! Народ зашевелился, заспорил. Всем хотелось доказать, что именно он и видел больше всех. Солтыс подошел к телу, брезгливо пошевелил носком ноги в деревянном башмаке. – Чем это ты ее так? Серебром? Надо бы того… кол ей в сердце, чтоб не встала. Эскель пожал плечами. – Не беспокойтесь, вам даже закапывать ее не придется, я увезу тело. Продам какому-нибудь чародею. – А, ну это ты правильно. Магики, они любят мертвяков резать. – Солтыс улыбнулся, но не слишком искренне. – Так, а мы тебе, значит, того, за избавление от чудища. Вот… Он отвязал от пояса мешочек, протянул Эскелю. Тот взвесил награду на ладони. – Что-то маловато будет. – Так, что ж тут, девка же! Был бы мужик, и заплатили бы сколько положено. А так… Да что тут говорить, бери и иди, милсдарь ведьмак. Эскель хмыкнул, но спорить не стал. Завернул тело в занавеску (при этом все облегченно вздохнули) и понес к соседнему двору, где на привязи стоял его конь. – Проклятье, Эскель, как ты меня обжег! – Прости, Вайна, я не хотел. Но ты тоже меня не приласкала. До сих пор спина не гнется. – Да? Сильно? – Она показалась из-за кустов, за которыми переодевалась. Эскель с удовольствием отметил, какое обеспокоенное у нее было лицо. – Честно говоря, я здорово струхнула, когда ты упал. Думала, сломал себе что-нибудь. Кинулась к тебе, а ты своей цепью… Эскелю стало стыдно. Если б не мутация кровеносных сосудов, он бы покраснел как рак. – Черт, Вайна, я подумал, ты просто перестала владеть собой… Иди сюда, посмотрю, что у тебя там. Вайна послушно подошла, развязала шейный платок. Эскель закусил губу. Страшный шрам мог остаться на всю жизнь. Изуродовал девчонку, кретин слабонервный. – Ничего, жива буду. Ты мне эту, вытяжку из бегемота приложи, заживет как на собаке. – Не из бегемота, а из бергамота. И не вытяжку, а концентрат. – Да все едино, лишь бы помогло. – Она лукаво сощурилась. – А ведь в этот раз я почти тебя достала. Эскель улыбнулся. Когда-то они поспорили, что рано или поздно на одном из «представлений» Вайна его поборет. Но раз за разом верх брал все равно ведьмак. – Да, ты всегда меня побеждаешь… – Вайна будто услышала его мысли. – Хотя, может это и к лучшему. В конце концов, я могла бы до сих пор слоняться по лесам, опасаясь всего и всех. Это была чистая правда. Два года назад, только что покинувший Каэр Морхен Эскель брал оборотня. После долгой погони по лесу, он все-таки загнал его в овраг и там уже собрался было разделаться с ним, но оборотень неожиданно свалился на палые листья и мимикрировал. Ведьмак трясущимися руками занес меч над бледным дрожащим телом девушки, прикрытой только пышными волосами цвета свежего каштана. Она всхлипывала и часто втягивала в себя воздух, такая хрупкая и жалкая, что молодой Эскель не выдержал и вложил меч в ножны. Потом как мог успокоил «малышку», завернул в свой плащ. Но ведьмачий труд – хлопотный, каждый медяк на счету, а оборотень – это целых тридцать. Нужно было придумать, как сделать так, чтоб и волки были целы, и ведьмак с голоду не пух. Эскель приволок в деревню «труп», получил за него положенную награду, и унес с собой, чтобы больше не расстаться с Вайной. С тех пор жизнь обоих потекла легче и приятней. И дело было не в том, что у ведьмака появился сообразительный и умелый помощник, чуявший любую нечисть за версту, а у оборотня – защитник, умевший, когда требовалось, погасить очередной приступ лунной лихорадки, а если становилось совсем невмоготу, заботившийся, чтоб никто не тронул бурую волчицу, вышедшую на охоту. Просто Эскелю нравилось, приходя к месту ночлега, ложиться головой на колени Вайне и, наблюдая за игрой огня на лице и волосах девушки, рассказывать какую-нибудь забавную историю или жаловаться на неприятности, ощущать терпкий, оборотничий запах ее кожи, будоражащий кровь… А что нравилось Вайне, Эскель не знал, потому что она никогда ему не говорила. Просто была рядом… Или уходила куда-то безо всякого предупреждения, оставляя ведьмака волноваться. Они не были любовниками. То есть, конечно, сам Эскель был бы не против, иногда очень даже за, но вот Вайна… Он слишком боялся спугнуть ее, обидеть неосторожным словом или действием. «Ну почему я не Геральт, к которому девки так и липнут? – размышлял порой Эскель. – А почему липнут? Да потому что он их за людей не считает, крутит как хочет. Может, так и надо с ними? С ними-то так, а вот с Вайной…» Нет, они не были любовниками. Ночной лес стоял вокруг величественной стеной. Луна, озаряющая стволы старых сосен, делала их похожими на колонны в старинном храме. Было пусто и тихо, не было слышно даже вечного шелеста сухой травы. Казалось, на подступах к Каэр Морхену затаилась засада на путников, дерзнувших направить свои стопы в тайную обитель ведьмаков. Эскель лежал, завернувшись в шерстяное одеяло, не засыпая только потому, что еще не вернулась Вайна. Он смотрел на маленький костерок, весело пылающие сосновые ветки. Запах дыма почему-то навевал мысли о жареном мясе, и Эскель, предавался мечтам о сытном обеде в виде зайца или чего-нибудь в этом роде, который почему-то никак не появлялся. Надо было идти самому, но Вайна упросила его отпустить ее поохотиться в незнакомых местах. За спиной раздалось тихое покашливание. Эскель подскочил как ужаленный, ругая себя последними словами за беспечность. Но, взглянув на человека, стоявшего перед ним, понял, почему не услышал, как тот подходил. Незнакомец оказался ведьмаком. Он стоял, чуть сутулясь, и теребил цепочку с серебряным амулетом. Из-под низко надвинутого капюшона был виден только твердый рот и квадратная нижняя челюсть, обтянутая темной кожей. – На зимовку? – спросил Эскель. Тот кивнул. Эскель знаком пригласил путника сесть рядом и стал рыться в котомке, надеясь найти чего-нибудь съестного. Наконец, он извлек на свет флягу с вином и горбушку хлеба. Он отломил кусок и протянул гостю. Тот принял без благодарности и в свою очередь угостил Эскеля ломтем копченого мяса. Некоторое время ели молча. Когда же оба насытились, незнакомый ведьмак облизнул губы и указал на землю, где на сырой после дождя лесной подстилке отпечатывались маленькие женские следы. – Оборотень, – были его первые слова за эти полчаса. Эскель похолодел. – Нет! – вырвалось у него. – То есть, почему ты считаешь, что моя спутница – оборотень? Ведьмак посмотрел ему в лицо. Глаза у него были большие, светло-карие. Эскель вдруг понял, как на самом деле отвратительны вертикальные зрачки. Не удивительно, что люди так шарахаются от ведьмачьего взгляда. – Послушай, мальчик, – он выделил голосом обидное слово, – когда ты доживешь до моих лет (в чем я лично сомневаюсь), такие вещи сами станут бросаться тебе в глаза. А теперь, объясни-ка мне лучше, что чудовище делает на дороге в Каэр Морхен? Уж не вздумал ты тащить ее к нам? Эскель нахмурился и стиснул зубы. Он вовсе не собирался вести Вайну в крепость, она прекрасно чуствовала бы себя и в этом лесу, не слишком бросаясь в глаза. Эскелю вдруг страшно захотелось хлестнуть его шипастой перчаткой по лицу, чтоб тот вскрикнул и схватился за глаза, жалким голосом бормоча проклятия. Чтоб… – Я все понимаю, любовь-морковь, но хорошенького понемножку. Можешь таскать в постель хоть брукс, но уж изволь потом отрубать им головенки! Иначе пострадают люди. Ты подумал, скольких ни в чем не повинных людей убила твоя клыкастая девка?! И если ты не сделаешь того, что обязан был сделать уже давным-давно, это сделаю я, Ярсен. И знаешь почему? Потому что мою мать убил оборотень. На моих глазах. Знаешь, в чем поклялся рыдающий пятилетний пацан над ее искалеченным трупом? Правильно, убивать чудовищ, чтобы больше ни один ребенок не повторил его судьбу. Эскелю захотелось возразить, сказать, что Вайна никогда не трогала людей, что она сама убила едва ли не больше нежити, чем любой ведьмак ее возраста. Что, в конце концов, «пятилетний пацан» скорей всего обделался со страху и забился куда-нибудь в щель, а не стал приносить глупых клятв! Но он молчал. Где-то слева затрещали сучья, серебряный амулет завибрировал, к огню вышла обнаженная Вайна, с убитым олененком на плече. Глаза его были открыты, и что-то такое привиделось Эскелю в них, что он не поприветствовал девушку как обычно, а потупил голову и стал внимательным образом изучать свои ботинки. Вайна, весело блестя глазами, опустила свою ношу на землю и уже потянулась было к своим вещам, сложенных поближе к теплу, как заметила второго Ярсена и сделала несколько шагов назад. Лицо ее приобрело хищное и вместе с тем растерянное выражение. Ярсен же, бесстыдно разглядывавший Вайну сверху до низу, напротив, чувствовал себя непринужденно. – Красавица, да… Я б, может, тоже этак полвека назад купился бы. Хех, на дикое мясо. – Он встал, вплотную приблизился к Вайне. Та не двинулась с места. Лишь только взглянула жалобно на Эскеля. – А скажи-ка, красавица, скольких детей ты сожрала? Скольких убила просто так, для удовольствия? Эскель, не отрываясь, смотрел на нее. Вайна закусила губу и тоже посмотрела на Эскеля. А потом сказала просто: – Много. Я же оборотень. – Вот видишь, – Ярсен отвернулся от оборотня. – Даже она это признает! Ты один играешь в любовь, не видя дальше носа! Эскель молчал. Он смотрел, как медленно приподнимается верхняя губа Вайны, обнажая удлинившиеся белые зубы, как изгибается ее спина перед броском… Ярсен молниеносно развернулся и нанес молниеносный удар кулаком в солнечное сплетение. Вайна согнулась пополам, но тут же отскочила и встала, неподвижно, ожидая. Ярсен выхватил из-за спины меч и рубанул. В другое время Эскель восхитился бы точным пируэтом, но не теперь. Он вскинул руки, сложенные в «Аард», ведьмака отбросило, не дав ударить в полную силу. Серебряное лезвие вскользь коснулось руки Вайны, срезав полосу кожи. И уже бурая волчица бежала прочь от костра, оставив после себя всего несколько капель темной крови. Ярсен медленно поднял глаза на Эскеля и так же медленно опустил клинок. – Что ты наделал? – его голос почти сливался с лесным шелестом. – Что ты наделал, тупой кретин?! Эскель молча бросился на него, стиснув вспотевшей ладонью рукоять меча. Ярсен небрежно отмахнулся от него, одним движением отбросив в траву. Тот прыгнул снова. – Ты ослеплен, опомнись! Удар. – Прекрати, она всего лишь… Выпад, скачок. – Оборотень! Удар. Эскель видел все вокруг словно бы сквозь багровую пелену гнева. Он плохо соображал, никак не мог сосредоточиться. Где-то в глубине сознания он понимал, что Ярсен сейчас мог бы легко убить его. Но он только оборонялся. Красная в свете огня волчица прыгнула на Ярсена со спины, но тот достал ее защитным движением. Эскель, воспользовавшись моментом, нанес удар под мышку. Хлынула алая кровь, в светлых глазах Ярсена промелькнуло отчаяние, он поднырнул под прыгнувшую снова Вайну и с чудовищной стремительностью ударил Эскеля в лицо… Еще не открыв глаза, Эскель уже почувствовал, как крутится под ним земля. Он с трудом поднял голову, присохшую волосами к куртке. Лицо тут же свела судорога. Эскель охнул и схватился за щеку, тут же отдернув руку, задев свежую рану, тянувшуюся ото лба и почти до подбородка. Правый глаз почти совсем не видел, но вроде был цел… – Вайна! Никто не отозвался. Эскель вскочил на ноги, чуть не рухнув снова от боли во всем теле. Кругом был пустой лес. Даже птицы не пели. На земле вокруг потухших углей повсюду темнела кровь. Вайна… – Вайна!!! Тишина. Она давила, пригибала к земле, заставляя рвать на себе волосы, рыдать от безысходности… Вайна, Вайна, Вайна… Он звал ее снова и снова, бродил по лесу весь день и всю ночь, стараясь отыскать следы… Пошел снег. Первые снежинки таяли, едва коснувшись земли, но на их место ложились десятки, сотни других самоубийц снежинок. Вскоре он уже не мог найти дорогу назад, голова раскалывалась от боли… Он все-таки вернулся к месту страшного ночлега и долго сидел над сумкой с вещами Вайны. Он знал, что нельзя больше ее вспоминать. Нельзя вспоминать, как они сидели по вечерам, болтая о всякой всячине, так согревающей душу. Как она возвращалась с охоты, такая прекрасная и невинная в своей наготе… Как один-единственный раз она поцеловала его. Он тогда лежал, отравленный ядом водяного змея, а она сидела над ним, говорила что-то… Он не запомнил что, запомнил только прикосновение прохладных губ… Нельзя, нельзя вспоминать! Эскель как во сне перебирал эликсиры, машинально обработал рану, наткнулся на кусок солонины, оставленный, должно быть, Ярсеном, съел… Чудовище… Кто еще был чудовищем… Она? Он? Сам Эскель? Вайна убивала людей, да, но разве этот скот – люди? В чем она была виновата, в том, что не могла противостоять голоду? Да, но и все эти сороконожки, ни гули, ни выворотки не виноваты, ни в чем более. А он ведьмак. Он должен был сделать то, что должен еще тогда, во влажном дне оврага. Тогда ничего не было бы. А вдруг она жива? Ведь может же быть такое? Эскель долго еще предавался своим горьким мыслям, но потом рана взяла свое, и он уснул. Эскель не знал, спал он сутки, двое, а может, полчаса, но, проснувшись, он сразу же собрал свои вещи, оставив одежду Вайны на месте, и ушел, не оглядываясь, хоть все время и казалось, что вот сейчас она выходит из леса… Он думал, что никогда не сможет спокойно смотреть на другого ведьмака, но ноги сами повернули в Каэр Морхен. А если там Ярсен? Должен быть там. Странно, думая о старом ведьмаке, Эскель не чувствовал злобы. Только боль. И все-таки нужно увидеть Весемира, он многое повидал, может, скажет, как теперь ему жить… (c) Nim Источник: http://www.witcher.net.ru/
Категория: Братство ведьмаков \| Добавил: wiedzmin (30.11.2008)
Просмотров: 2163 \| Комментарии: 2 \| Рейтинг: 5.0/1 \|

Всего комментариев: 0